Когда воевода донес о том князю, Ростислав расцеловал старика в обе щеки. В порыве чувств обнял случившегося рядом Некраса и даже Оляту. Отрок ошалел от нежданной княжьей ласки, Святояр ласково потрепал его по плечу.

– Жди награды, сотник! – сказал воевода Некрасу. – Я скуп, но для тебя не пожалею. Заслужил!

26

Я слышу, как в котле булькает крупа, заправленная копченым салом, вкусный запах гонит слюну. Если нас и разыщут, то по запаху. Только вряд ли. Скакали день напролет, меняя лошадей, – у каждого в ватаге по две заводных. На ночевку остановились в яруге. Здесь вода, деревья, а значит, и дрова для костра. Яруга глубокая; в ста шагах проедешь, а огня не увидишь. На высоком склоне дозор. Запах… Запах далеко не уйдет, в яруге и останется – ветра нет. Зря я тревожусь, Малыга дело знает.

Ноет спина – отвык скакать день напролет. Однако пришлось – эпарх может выслать погоню. Уходить с половцами нам не с руки: они движутся медленно. Тащат повозки с награбленным, гонят скот. Месяц будем ползти…

Малыга садится рядом. У стен города мы почти не говорили. Обнялись, мне подвели коней – и в путь. Во время скачки беседовать некогда, теперь – время. Ватага придвигается.

– Хотели Белдюза убить, – говорит Малыга. – Нам сказали, что тебя зарезали, – с ножом на хана кинулся. Мы не поверили: с чего? Решили, что убили по приказу Святослава. Но раб Белдюзя поведал, что продали тебя в греки, и сказал куда. Из наших он оказался. Я воспретил хана убивать…

Ватага кивает. Малыга – голова. Что б мы делали без него?

– Как Всеволод нас выкупил, стали думать, как тебя вернуть. Лучше было через купцов, но для этого нужно серебро, много. У нас не было. Сговорились с половцами. Тем лишь бы пограбить…

Скромничает батько. Договориться с кочевниками пересечь Поле и направиться к устью Дуная… С трудом сдерживаю слезы – сейчас нельзя плакать.

– Вот еще что… – Малыга смотрит в землю. – Милица замуж вышла.

Сижу, оглушенный. Ожидалось, но все ж… С Милицей у нас разладилось. Она прямо спросила: собираюсь ли венчаться? Я что-то промямлил в ответ, она закусила губу и отвернулась. Думал: ласки и серебра ей будет достаточно; оказалось, что нет. Жениться мне было не с руки, это означало смириться с судьбой и остаться в Курске. Я этого не хочу, ватага не хочет – у нас все невенчанные…

– Он купец, богатый, овдовел, – продолжает Малыга. – Дети малые остались, девку мачехой брать не схотел. Баба лучше: своих доглядит и его присмотрит. Позвал Милицу, давно к ней приглядывался. Я спросил ее, почему согласилась? Ответила: «Обвенчайся со мной Некрас, ждала бы. Но он не захотел. Так кого мне ждать? Купец замуж позвал, по-честному…»

Милица – гордая. Овдовев, не искала богатых кметов, ждала суженого. Нашла, полюбила всем сердцем, а тот не оценил. Я не мог рассказать ей все: отшатнулась бы. Княжич и простолюдинка… Я не хотел ее терять, но как удержать, не придумал. Не умею я выбирать вдов. Надо было черноглазую и горластую: такую и бросить не жалко. Возможно, Георгий прав и кто-то ведет меня? Милицу все равно пришлось бы оставить. Куда нам с детьми по лесам да буеракам? К тому же опасно. Здесь не щадят семьи врагов, если не зарежут, так продадут в рабы. Она рассудила правильно: так лучше ей и мне. Только все равно больно…

– Как вернемся в Курск… – Малыга смотрит мне в глаза. – Он добрый человек, по любви ее взял.

Батько решил, что подопечный обидится и зарубит соперника.

– Я не пойду в Курск!

В глазах ватаги – удивление и растерянность. Неужели из-за бабы?

– Святослав нашел меня в Поле, значит, знал, что произошло в Курске. Вернемся, донесут. Он не угомонится. Или стрелой исподтишка ударят, или отравы в питье плеснут…

– Куда ж мы? – Малыга насторожился.

– Я пойду один.

Обида в глазах братьев такая, что от взглядов можно воду кипятить. Вытащили засранца из полона, а он пальцы гнет!

– Святослав думает, что я мертв, потому не ищет. Рядом с вами я как на юру. Признают вас, признают и меня. Одному безопаснее.

Малыга качает головой.

– Тебя знают в Звенигороде, видели в Галиче. Купцы ездят по городам… Рано или поздно признают и донесут Святославу.

– Это будет не сразу. Мне нужен год.

– А далее? – Малыга заинтересовался.

– Если получится, что задумал, пойду на Звенигород. Хватит от татей бегать!

Обида в глазах ватаги сменилась изумлением – да еще каким!

– Один? – Малыга тоже поражен, но крепится.

– Со всеми, кто захочет.

– Мы не сможем взять город, – Малыга успокоился. Княжич в плену повредил головку, чего-то возомнил, сейчас ему популярно объяснят. – Даже если откроют ворота, не усидим. Мало нас, не справимся. Нужно войско, только где его взять? Серебра у нас мало. Половцы согласятся, если разрешить им грабить, имать полон. Хочешь, чтоб земли наши обезлюдели?

– Можно и без войска…

Встаю, тащу через голову рубаху. Переодеваться у города я не стал – некогда было, но на мне все тот же рабский хитон. Свитки тоже на месте. Развязываю ремешок, откладываю в сторону трактат о власти – с ним пока рано. Другой пергамент с обратной стороны мокрый. Я скакал весь день, но плотная кожа не пропустила пот – текст уцелел. Георгий дал добрый совет. Разворачиваю свиток на траве и прижимаю края камнями. Десяток голов склоняются, разглядывая. Летний вечер, светло…

– Буквы ромейские! – разочарованно замечает Малыга и вдруг тычет в рисунок: – Это кто?

– Смок…

Объясняю, водя пальцем по рисункам. Затем сворачиваю свиток и начинаю рассказывать. Как растил маленького смока, как его обучал… Хорошо бы взять его с собой, но он слишком маленький. Через Поле не перевезти – сдохнет, ему вода нужна, найдем другого…

– Где? – спрашивает Малыга.

– Смоки живут в болотах у воды. Где на Руси самые большие болота?

– Припять! – отвечает батько.

– Наймусь в дружинники к кому-нибудь из тамошних князей – курского кмета возьмут. Имя таить не буду – Некрасов на Руси много…

Я рассказываю все. Смока надо испытать в сече – без этого идти в Звенигород нельзя. Заодно и слава о змее пойдет – бояться станут. Надо набрать дружину – ватага слишком мала. Дружину полагается посадить на коней, дать брони и оружие. Нужно серебро – много. Получить его можно лишь одним способом. Я все продумал, размышляя в домике на берегу Дуная, но один не справлюсь. Если ватага откажется…

Умолкаю, другие тоже молчат. Они услыхали невероятное – такого не бывало на Руси. Шансы у нас дохлые – слишком много «если». Согласятся или откажут? Еще и высмеять могут: недоделанный княжич со зверюшкой своей!..

Малыга встает. Сейчас… Батько снимает шапку и кланяется.

– Я с тобой! Старый я, надоело, как зайцу, бегать. Крест за тебя целовал Петру, но не в том дело. Вырос ты, Иван! Был уноша, стал муж. С таким и сгинуть не соромно. Иду! Других не приневоливаю – пусть сами решают.

Один за другим поднимаются братья. Снимают шапки.

– Возьми нас, княже!

Встаю. Лица разглядеть мешает пелена. Что-то я совсем расклеился – день трудный.

– Беру! Но с одним условием: прекратите звать меня князем!

– Ладно! – соглашается Малыга. – Не время… Одного тебя мы все равно не отпустим, будем неподалеку. Згода?

Киваю. Срядились…

27

Награду Некрасу пришлось ждать: Белгород пировал три дня. На торговой площади сбили длинные столы, из княжьих закромов волокли вареные меда, пиво, мясо, пироги, хлеб, прочую снедь. Люд тащил из домов свое. Радость переполняла людей. Не нужно более думать о приходе врага, разорении и самой смерти. Ушло тягостное ожидание беды. На площади и улицах кричали «славу» князю, здравицы воеводе, отважным воям, сотнику Некрасу и его змею. Пьяные валялись повсеместно, некоторые так и не проснулись. Городские ворота стояли враспашку, брошенные перепившейся сторожей. Если б враг захотел в эти дни захватить Белгород, то сделал бы это легко и без крови. Но врагов не было: Святослава разбили, а другие князья сидели далеко.